— Хочешь присесть? — Его предложение вежливостью и не пахло.
— Если ты тоже сядешь. — Ей была невыносима мысль, что он будет нависать над ней.
— Не вижу в этом необходимости. Надеюсь, это не займет много времени. Итак, Джеффри. Кажется, ты хотела передать мне что-то от своего брата.
— Не от него, а о нем. Вчера мы собрались на семейной вечеринке. Джеффри пришел со своей женой и двумя дочками. Он слышал, что ты в городе.
— Что ж, наверное, я должен быть благодарен за то, что еще жив. Насколько я помню, твой брат всегда яростно ненавидел меня.
— Я знаю. И он сам вчера признался в этом. И еще он сказал, что был несправедлив к тебе в прошлом.
— Какой жест! — Но, несмотря на издевательский тон, Даниэл явно был заинтригован. — И чем было вызвано такое признание?
— Мы поговорили…
И пока Памела говорила, картины прошлого вечера ясно предстали перед ее глазами…
Гостиная, полная народа: ее родственники и родственники Эрика. Братья со своими семьями.
После ужина все разделились на маленькие группы и разбрелись по углам. Она сидела на подоконнике, когда Джеффри подошел к ней.
— Как поживаешь, сестренка? К сожалению, мы теперь так редко видимся. Ты совсем стала столичной дамой. Кстати, это платье сидит на тебе потрясающе. Элегантно и изысканно. Обе мои сестры сегодня просто неотразимы.
Памела глянула на Сьюзи, которая щебетала с Эриком в другом конце гостиной. Потом пожала плечами и что-то промычала в ответ.
С тех пор, как она вчера рассталась с Даниэлом, ее ум метался из стороны в сторону, чувства были в смятении.
Джеффри заметил, что с ней что-то не так.
— Что с тобой, сестренка? Ты чем-то обеспокоена. Неужели опять Даниэл Грант?
Зачем он произнес это имя, которое она так тщательно пыталась забыть?
— Я слышал, что он в городе, — продолжал Джеффри. — Кстати, я собирался навестить его, но сначала хотел бы переговорить с тобой.
— Навестить его? Зачем? — Памела удивленно раскрыла глаза.
— Сказать по правде, мне совестно перед ним. Да, я вел себя как последний дурак, но, если хочешь, я признаюсь тебе почему: я завидовал ему, чертовски завидовал его внешности, его таланту, его успеху у женщин. Мне не нравилось быть позади него. Но теперь меня беспокоит не только это. Из-за своей слепой зависти я мог навредить тебе.
— Мне? О чем ты, Джеффри?
— Когда ты была беременна…
— Я знаю, ты сказал ему, что я не хочу больше видеть его, — сказала она, заметив, что ее брату крайне неловко. — Мы с Даниэлом на днях говорили об этом. Я тогда и не подозревала, что ты знаешь о нас.
— Один наш друг видел вас вместе и сообщил мне и Джоу. Но это все, что Даниэл сказал тебе? Он не упомянул об остальном? Конечно нет, — сам ответил на свой вопрос Джеффри.
— О чем остальном? — У Памелы началось бешеное головокружение. Голоса гостей слышались, как из туннеля…
— Мне пришлось буквально вытащить из него все это, — продолжала Памела, глядя Даниэлу в глаза. — Но он во всем сознался.
— Во всем? — грубо переспросил он и потрогал пальцами шрам на брови.
— Даниэл, почему ты не сказал мне, что приходил второй раз? — Это был вопрос, упрек и сочувствие одновременно. — И почему ты не сказал, что был в парке в ту ночь, когда была гроза? Когда я… потеряла ребенка?
Ответ был ясно написан на его лице. Он отвел глаза в сторону, мучительно поморщился и прикрыл веки.
Ему больно, подумала Памела. Ему больно за ребенка. В ту ночь, в его машине, когда она рассказала ему, что потеряла ребенка, он тоже был потрясен и разбит этой новостью, потому что четыре долгих года верил, что она сделала аборт. Но тогда она была слишком ослеплена своим собственным горем и не заметила, что творилось с ним. Теперь ее глаза открылись.
— Мне было стыдно, — наконец сказал он, опустив глаза.
— Стыдно? — Этого она ожидала меньше всего. — Но почему? Почему стыдно?
Он ничего не отвечал на все ее оскорбления. Он молчал, когда она швыряла в него обвинения. Он даже позволил ей побить себя, когда достаточно было сказать одну фразу, чтобы раз и навсегда погасить ее гнев. Но он не сказал, а позволил ей выплеснуть на него целый поток ярости.
— Я предал тебя, — мрачно проговорил он. — Я не был рядом, когда ты нуждалась во мне. Меня не было дома, когда ты звонила, и я прослушал твое послание только поздно ночью.
Он бегло взглянул на нее, на миг задержал взгляд, но тут же снова опустил и стал сосредоточенно изучать свои ботинки.
— Я был в баре и пытался примириться с тем фактом, что ты не хотела меня даже в качестве отца твоего ребенка. Ты захлопнула дверь у меня перед лицом, конечно используя в качестве посредника своего брата.
— Ты был пьян?
Слабая улыбка коснулась его губ.
— До чертиков. Но очень быстро протрезвел, когда вернулся домой и прослушал твое послание. Сесть за руль я, конечно, не мог, и поэтому я побежал. — Он грубо рассмеялся, и его смех был подобен ударам хлыста. — Я наверняка выглядел так, будто за мною гнался целый рой чертей, но, когда я прибежал в парк, тебя там уже не было.
— Ты был в парке?
Джеффри об этом не знал. Вчера вечером он только сказал ей, что Даниэл появился на пороге их дома, запыхавшийся, промокший до нитки, со спутанными волосами, и заявил, что хочет ее видеть.
— Когда я пришел к твоему дому, Джеффри открыл мне дверь. Он сказал, что тебя нет и что для меня тебя здесь никогда не будет. Он сказал, что ты в больнице, что… что ты…
И Памела снова вспомнила то, что говорил ей вчера брат.
— Я ненавидел его за то, что он сделал с тобой. Я хотел, чтобы ему было так же больно, как тебе. Я хотел убить его. Но больше всего я хотел, чтобы он никогда больше не приближался к тебе. Поэтому я сказал ему, что знаю о ребенке, что ты в больнице и что тебе делают аборт. Я сказал еще, что ты наконец одумалась и решила избавиться от маленького ублюдка, пока он не вырос и не стал проблемой для нас всех. А потом я ударил его.